С 1929 по 1932 год в СССР поэтапно вводилась система нормированного снабжения населения почти всеми предметами первой необходимости –­ от хлеба и других продуктов (сахара, мяса, масла, чая…) до промышленных изделий (одежды, обуви, табака…). По мере ее расширения, трудящиеся все больше товаров не покупали, а «отоваривались» ими по так называемым «заборным документам» – карточкам или ордерам в магазинах и лавках различных кооператив, отделов рабочего снабжения или в закрытых распределителях.

Здесь тоже существовали списки, определявшие важность того или иного предприятия, а, следовательно, и размер, и качество пайка, положенного его работникам. Так, на август 1931 года в Ульяновске в списке № 1 значилось всего несколько объектов: ундоровский и захарьевский рудники, которым полагалось в общей сложности 700 пайков, в том числе 600 рабочих и 100 «прочих», а также геологоразведочная партия Энергостроя – 12 рабочих пайков, и еще 17 таких же полагалось ундоровской изыскательской партия «Красный Партизан».

Список № 2 был куда обширнее – в нем насчитывается около сорока «позиций». В их числе завод «Металлист», винный и спиртзаводы, крахмало-терочный, три кирпичных, две типографии, электростанция, водопровод, гараж с двадцатью работниками и гараж райисполкома еще с двумя, ассенизаторский обоз с персоналом из 18 человек, шестеро кочегаров городских бань, девятнадцать работников яичного склада, 284 сотрудника гормилиции и еще 59 – исправдома и так далее. В общей сложности на август всем им полагалось 3121 рабочий паек и 2119 – прочих, очевидно, для членов семей. Что же касается следующего месяца, то это количество могло быть пересмотрено, как в ту, так и в другую сторону, в зависимости от выполнения промфинплана снижения себестоимости продукции и прочих показателей по отдельным предприятиям г. Ульяновска.

Примечательно, что в перечне «отовариваемых» коллективов нет Патронного завода, а также прокуратуры, суда, ОГПУ, медицинских и образовательных учреждений, а также Горрайкома и райисполкома. Скорее всего, они снабжались из централизованных фондов, возможно, через особые закрытые распределители.

Та или иначе, но подобное положение многих в принципе устраивало. Во всяком случае, когда в январе 1931 года в ульяновской газете «Пролетарский путь» появилось объявление о том, что Центральный рабочий кооператив (ЦРК) пустит одежду и обуви в свободную продажу в порядке живой очереди, некоторые были этим очень недовольны, например, служащие Стройконторы – делопроизводитель Елизавета Михайловна Яковлева, техник Трошина и некоторые другие.

– Если уж организованно не могли никогда ничего получить, то в живой очереди и подавно не получишь, хотя стоять придется целыми днями. И кто только это придумал?! Ведь есть же директивы правительства о закрытых распределителях, а их и не думают организовывать. Прикрепили бы нашу контору к какому-нибудь распреду, было бы спокойно, знаешь, что все-таки что-нибудь, да получишь. А это только озлобляет и рабочих, и служащих», – возмущались женщины, обсуждая, казалось бы, хорошую новость. И, причины для недовольства, надо сказать, у них были.

Дело пахнет керосином

Кроме одежды и обуви, в перечне товаров, предназначенных к свободной продаже, в упомянутом газетном объявлении был указан и керосин. А поскольку советской прессе люди верили, то к 10 часам утра 26 января, гремя большими полуторалитровыми бидонами, ведрами и даже емкостями вместимостью в два пуда, у магазина ЦРК собралась очередь человек в 300. В большинстве своем это были женщины – жены служащих, решившие воспользоваться случаем и отовариться впрок, поскольку газета писала будто керосин станут отпускать в каком угодно количестве.

Увы, покупателей, а точнее покупательниц ждало разочарование: перед самым открытием на магазинной двери появилось объявление, гласившее, что выдавать топливо будут исключительно по хлебным книжкам, и только тем их предъявителям, кому положен самый большой паек – от 600 до 800 граммов. Служащие в число этих счастливцев не входили, следовательно, и керосина им было не видать.

Очередь взорвалась негодованием: «Служащих уже и за людей не считают! Хлеба дают мало, товаров почти никаких, керосин, и тот не отпускают! Сидите, граждане, в потьмах и не евши! Дров нет, топить нечем, а теперь и керосина не дают! Значит, служащий должен быть и холодный, и голодный! – Наперебой кричали люди. – Надо бежать из этой проклятой деревни куда-нибудь ближе к центру, где рабочий и служащий обеспечены лучше, чем в этой дыре, в Ульяновске!». «Мы пай платим, а нам все дают в последнюю очередь! – Едва не плача, негодовала какая-то женщина. – Вот придет муж с работы, а что я ему дам пожрать, когда сготовить не на чем!?». «Надо с газетой идти в торготдел! Пусть объяснят, почему пишут одно, а делают другое!».

Так, под крики, слезы и ругань, осыпая начальства проклятиями, очередь, постепенно разбрелась, не солоно хлебавши.

А спустя три дня, нечто подобное случилось в другом магазине все того же ЦРК, где за солью и керосином с утра стояло человек 100. В два часа дня заведующий объявил, что керосин кончился, и давать таковой будут только по заявкам учреждений. Очередь мгновенно вспыхнула, как бак с топливом, за которым она стояла: «Каким учреждениям!? По каким заявкам!? Всем давай! А то изобьем!», – не очень стесняясь в выражениях, наседали граждане на завмага, пока тот не скрылся в подсобке, громко хлопнув за собой дверью, чем лишь подлил масла, то есть керосина в огонь. «Давай нам заведующего!! Давай керосину!!», – ярилась преимущественно женская толпа. Как на грех, именно в этот момент в магазин пришли несколько красноармейцев, чтобы забрать положенный их части керосин. Их появление вызвало новую бурю народного гнева. «Почему военным дают? – взревела толпа. – Не давать, так не давать никому!».

Страсти так накалились, что заведующему пришлось выглянуть из своей каморки и объявить, что керосин поучат все, кто стоит. Волнение мигом улеглось, женщины привычно выстроились в живую очередь и победно друг дружке улыбаясь, стали судачить о том, что «давно бы надо было начать кричать, и керосин бы получили скорее».

Подобных случаев той зимой в сводках ОГПУ отмечено множество. «Стоящая в очередях масса преимущественно в своем большинстве женщины. Стоя в очередях, создают шум и ссорятся между собой. А все вместе взятые кроют на чем свет стоит работников ЦРК, и незначительная часть винит всецело в данных перебоях советское правительство, отмечая при этом: «Вот до чего нас довел СССР и все, что дальше видим, только хуже», – информировали чекисты начальство, отмечая рост панических настроений, связанных, в том числе и с тем, что люди не понимали, откуда взялся этот керосиновый кризис и, главное, как долго он продлиться.

Между тем, вопросы следовало адресовать не местному начальству, а руководству треста «Союнефть», который либо не удовлетворял заявки ульяновских товарищей, либо удовлетворял не полностью. В результате к концу января запас керосиновых фондов в районе и городе почти иссяк. В баках его оставалось лишь около 600 тонн, предназначенных для посевной кампании, расходование которых грозило ее срывом.

Чтобы этого не допустить, Горторготдел и приказал ЦРК опускать топливо по строгой норме, да и то не всем, а лишь тем пайщикам, которые получали повышенный хлебный паек. Таким образом, городские служащие оказались снятыми со снабжения. Но, вроде бы временно, до выяснения фактического объема имеющихся запасов топлива, а также в зависимости от дальнейших его поставок в город «Союзнефтью».

Пока же на февраль решено было выдавать керосин всем членам-пайщикам по 3 литра, но только на одного из членов семьи. В крайнем случае, если заявки организаций и госучреждений будут расширены, то эта норма могла быть снижена до двух литров.

Так что причины постигшего Ульяновск «топливного кризиса» были в какой-то мере объективными. Однако, присутствовал в нем и так называемый, человеческий фактор, который заключался в «отсутствии распорядительности и изворотливости, а подчас и преступном отношении самих работников этих кооперативных объединений к своим обязанностям».

Например, в магазине № 10 развозчик керосина, распродав бочку уже к 9 утра, вместо того, чтобы ехать за очередной порцией, ушел в магазин греться, небрежно бросив толпившимся в ожидании покупателям: «Подождете. Как погреюсь, так и поеду». И действительно, спустя какое-то время, нехотя влез на облучок и тронулся в путь – в магазин № 1, где размещалась центральная «керосиновая» база ЦРК. Там в это время уже стояли четыре повозки с такими же бочками, приехавшие из других магазинов. Добавив к ним и свой возок, неторопливый возница вошел в помещение и присоединился к уже гревшимся там коллегам. Никуда не спеша, мужики провели в приятной кампании друг друга почти два часа. А у магазинов все это время росли и росли очереди, в которых, чем дальше, тем больше, негодование сменялось паникой и не дождавшись керосина, публика стала расхватывать… спички по 40 - 50 коробок сразу. И соль.

Соль, спички, яблоки, табак

Соль была одним из немногих товаров, дефицита которых не ощущалось – в магазинах соли было достаточно и отпускалась она по норме в полпуда на человека. Казалось бы, куда больше? Тем не менее, взвинченная керосиновым психозом толпа, расхватывала ее со страшной силой – по 300 – 500 пудов в день! При этом, если в одних магазинах соль давали без ограничений, то в других – не более, чем на 20 копеек, и этим разжигали панику еще сильнее. Не удивительно, что вскоре стали выстраиваться очереди уже и за солью. А те, кому из-за возникшего ажиотажа таковой не досталось, ходили в Заволжье и воровали ее там из сваленной на берегу Волги гигантской кучи.

Примерно с такой же скоростью стали разлетаться и спички, хотя их тоже было в достатке – один лишь «Средволторг» приобрел таковых целый вагон и принялся навязывать покупателям в нагрузку. А те, еще совсем недавно возмущались, что, например, при покупке примуса приходилось брать еще и спичек на рубль с лишним. «Вот, дожили. Тебе нужно коробку ваксы, а обязательно всучат спички, – негодовали покупатели. – На кой черт их так много запасают, что и граждан хотят снабдить, как базсклад?».

Но прошло совсем немного времени и возмущение сменилось безудержным паническим спросом. Так что и вагон спичек, и гора соли принесли работникам советской торговли неплохие барыши.

В то же время целый ряд других товаров в категорию остродефицитных не попал. Однако и с ними предприимчивые кооператоры мухлевали, ухитряясь добыть «лишнюю» копеечку. Например, Ульяновский рабочий кооператив – Рабкооп (УРК), получил 36 ящиков папирос, 14 из которых по распоряжения Горснаба, должен был передать ЗВК – тоже кооперативу, но закрытому военному. Однако глава Рабкоопа товарищ Данилов заявил, что данное распоряжение немного запоздало – папиросы уже пущены в продажу и передавать коллегам нечего. Но руководителю УРК почему-то ему не поверили и устроили проверку, в ходе которой выяснилось, что продавать папиросы даже не начинали, а товарищ Данилов элементарно соврал, за что и держал ответ перед комиссией Горснаба, где изворотливому руководителю очень настоятельно порекомендовали все же выполнить распоряжение и передать часть папирос для снабжения военных. А чтобы впредь врать начальству было неповадно, материал о «ложных показаниях» передали на рассмотрение Рабоче-Крестьянской инспекции с просьбой привлечь к ответственности через чур изворотливого товарища Данилова, который, кстати, мухлевал не только с папиросами. Так, при продаже белья «для матери и ребенка», ульяновский рабкооп завысил его стоимость, увеличив наценку до восемнадцати процентов вместо установленных Горснабом пятнадцати. Подобную операцию подчиненные Данилова провернули и в процессе торговли яблоками второго сорта, продав их по цене от 45 до 60 копеек за килограмм вместо официально установленных 40. На этой коммерческой операции были пойманы заведующие двумя магазинами: номер 1 и 2.

Впрочем, грешили не только в УРК. На аналогичной яблочной афере попались и работники упоминавшегося уже ЗВК – закрытого военного кооператива. Плоды того же сорта они продавали вместо «законных» 18 копеек по 42-45 за килограмм, за что председатель товарищ Скрипкин получил выговор.

Денег нет, но вы держитесь

Конечно, по нынешним временам, все эти злоупотребления выглядят совершенно пустячными и в полном смысле копеечными. Однако и зарплаты тогда были другими. Если вообще были. Например, на 1 февраля все того же 1931 года задолженность по зарплате только работникам правоохранительных органов города составляла более 10 тысяч рублей. В том числе, прокурорским – 457,50, судейским ­– 1067,14, адмотделу горисполкома, то есть милиции – 8500 рублей. Меньше всех оказался долг перед нотариатом – всего 181 рубль 5 копеек. Так что лишняя копеечка, незаконно попавшая в карман кооператоров, становилась ощутимым ударом по карманам обывателей, особенно тех, кого сегодня принято называть бюджетниками.

Разумеется, Горком не мог пройти мимо ненормальной ситуации с задолженностью и 1 февраля принял по этому поводу постановление о проведении практических мероприятий по ликвидации таковой уже к 6 февраля. Вооружившись этим документом, свои заседания провели бюро партячеек городского суда, прокуратуры, адмотдела и домзака, а потом этот вопрос был вынесен на открытые партсобрания с участием членов Профсоюза перечисленных организаций, где еще раз подробно обсудили возникшие финансовые затруднения и потребовали от работников разобраться… с собственными долгами по разного рода членским и паевым взносам, квартплате и порочим текущим платежам. Причем, к членам партии это относилось в первую очередь.

Что касается обещания Горкома ликвидировать долги по зарплате к 6-му февраля, то оно было исполнено уже пятого числа. В этот день общая задолженность снизилась на 2125 рублей 5 копеек. Однако коснулось это только милиции и нотариата, содержавшихся за счет местного бюджета. А вот прокуратура и суд, деятельность которых оплачивал край, по-прежнему ждали кредитов из центра.

И тем не менее, на том же собрании весь коллектив суда, прокуратуры, милиции и домзака единодушно постановил: всем работникам довести подписку на заем «Пятилетка – в четыре года» до 100% каждого месячного оклада каждого сотрудника вплоть до конца пятилетки. И пристально следить за своевременностью внесения очередных платежей, хотя пока задержек по ним не было.

Упомянутый заем на первоначальную сумму в 800 млн. рублей был выпущен в соответствии с Постановлением ЦИК и СНК от 30 апреля 1930 года сроком на десять лет. Президиум ВЦСПС (Всесоюзного Центрального Совета Профессиональных Союзов) обратился ко всем трудящимся с предложением отдать взаймы государству двух - трехнедельный заработок, однако на местах подписка шла под лозунгом «Месячный заработок – в заем!». Агитационно-пропагандистская кампания, широко развернутая как в центральной печати, так и на местах, активно призывала трудящихся поддержать правительство своими сбережениями, внеся, таким образом, свой вклад в выполнение грандиозных планов пятилетки. Лозунг кампании был таким: «Не должно быть членов профсоюзов и колхозов без облигации займа «Пятилетка в четыре года!».

Как видим, даже несмотря на отсутствие средств, ульяновские правоохранители не остались в стороне и подписывались на заем самым активным образом, так что сегодня мы можем только гадать о том, как им это удавалось жить даже на одну зарплату, а на мнус одну. Но ведь как-то жили.

Источники:

ГАНИ УО Ф 13, оп. 1. Д. 1001, л.8,9, 13,16, 20, 21, 70,781.72

ГАНИ УО Ф. 48, оп. 1. Д. 82, л. 1, 19, 44.

ГАУО Ф. Р-634, оп. 1. Д. 482 Л. 2-4.

https://histrf.ru/read/articles/kartochnaia-sistiema-snabzhieniia-nasielieniia-event

https://pandia.ru/text/80/038/52369.php

Владимир Миронов

Кому на Руси жить хорошо? Часть 1. Грозные аплодисменты

Кому на Руси жить хорошо? Часть 2. Торжество справедливости

Кому на Руси жить хорошо? Часть 3. Торжество продолжается

Кому на Руси жить хорошо? Часть 4. Все в норме